| |||||
ТОЛПА НЕ ВСЕГДА ГЛУПАЮрий Фролов ЧУДЕСА И ПРИКЛЮЧЕНИЯ №9 2006 г. Многочисленные примеры из повседневной жизни, казалось бы, убеждают нас в неспособности коллективного разума принимать правильные решения. Между тем. при определённых условиях группа, даже состоящая в большинстве из людей, не блещущих интеллектом, часто оказывается ближе к истине, чем самые умные её члены. Прохладным осенним днём 1906 года английский учёный Фрэнсис Гальтон вышел из своего дома в Плимуте и отправился на ежегодную выставку достижений животноводства. Возможно, бродить между стойлами, разглядывая призовых жеребцов, свиноматок и дойных коров, - странноватое развлечение для 84-летнего джентльмена. Но Гальтон был известен широтой своих интересов. Этот, кажется, последний энциклопедист нового времени, по образованию медик, внёс вклад в метеорологию - открыл антициклоны, многое сделал для криминалистики (был одним из основателей дактилоскопии), для генетики, психологии и антропологии, изобрёл генератор ультразвука («свисток Гальтона»), разработал первые психологические тесты, новые методы математической статистики, путешествовал по Африке... Бродя по выставке, Гальтон наткнулся на толпу перед одним из павильонов. Посетителям предлагалась необычная игра: на лужайку выведут упитанного быка, и собравшиеся должны угадать вес мяса, который удастся от него получить. За шесть пенсов каждый желающий может приобрести билетик с номером, на котором надо указать свою оценку, а также имя и адрес. Самым точным угадчикам вручат призы. Желающих оказалось восемьсот человек, среди них были фермеры и мясники, но немало было и зевак, совершенно не разбирающихся в животноводстве и пришедших просто поглазеть. Когда состязание было окончено и призы розданы, Гальтон попросил устроителей отдать ему «бюллетени голосования». Он,как и многие интеллигенты его времени, был невысокого мнения об умственных качествах среднего человека и хотел с помощью необычного ярмарочного состязания доказать, что средний английский избиратель не может правильно оценить даже вес быка, а уж политические программы и государственных деятелей, голосуя «за» или «против», - тем более. К слову, современник Гальтона французский писатель Гюстав Лебон в книге «Психология толпы» (1895 год; неоднократно переиздавалась, есть и русский перевод) резко критиковал поведение любой толпы. Его раздражал рост демократии в конце XIX века и очень беспокоило, что определять политику Франции могут начать её рядовые граждане. «Когда толпа действует, - говорил Лебон, - она всегда действует глупо. Толпа может быть храброй или трусливой, бывает жестокой, но она не способна быть умной». Он считал, что группа присяжных часто выносит такие приговоры, которые каждый из них в отдельности ни за что не одобрил бы; что парламенты принимают законы, которые каждый из членов, если спросить его лично, отверг бы. Из 800 билетиков Гальтон забраковал 13 - они были заполнены неразборчиво, а для остальных 787 вывел среднее значение предполагаемого веса говядины после того, как быка забили и освежевали. Он ожидал, что это значение окажется далёким от истины. Но он ошибся. Усреднённое мнение толпы составило 1197 фунтов, а реальное значение - 1198. В заключение статьи, опубликованной им в научном журнале «Нейчур», Гальтон признал: «Результат скорее свидетельствует в пользу разумности демократического голосования». Со времён Гальтона накопились многочисленные примеры того, что при определённых условиях группа оказывается умнее каждого своего члена, а часто - и умнее самого умного. Даже если большинство в группе составляют не очень информированные и не очень умные люди, даже если ею руководит не блещущий умом человек, она может выработать правильное решение. Психологи не раз проводили эксперименты с коллективным разумом. В начале 20-х годов прошлого века социолог Хейзел Найт попросила группу студентов Колумбийского университета (США) оценить температуру в аудитории. Среднее групповое решение составило 22,5°С, а в действительности в зале было 22,2°. В конце концов, это неудивительно: ясно, что в аудитории должна быть примерно комнатная температура, не менее 20°. Но позже проводились более сложные опыты. Группе из 200 студентов предложили оценить вес разных предметов. Средние групповые оценки оказались правильными на 94%, что было точнее почти всех индивидуальных результатов. В другом эксперименте группе из 56 студентов показали банку, наполненную разноцветными конфетами-драже, и попросили написать на бумажке количество драже в банке. Средняя оценка группы - 871. На самом деле в банке было 850 драже. Только один из группы дал более близкую к реальной цифру. Во всех этих случаях студенты не обсуждали между собой задание и делали оценки строго индивидуально, как и конкуренты за приз на выставке животноводства. Но вот случай гораздо более сложный и ответственный, чем взвешивание говядины или подсчёт конфет на глаз. В мае 1968 года американская атомная подводная лодка «Скорпион» исчезла по пути с дежурства в Северной Атлантике на базу. Данные о месте последнего радиоконтакта с лодкой позволяли только предполагать, что искать её следует в районе диаметром 20 миль и глубиной в тысячи метров. Причины гибели лодки были совершенно неясны. Учёный Джон Крейвен, вольнонаёмный сотрудник военно-морского флота, которому поручили расследование катастрофы, пошёл по необычному пути. Он собрал группу людей разных специальностей - от подводников до математиков, и каждого попросил ответить на вопросы, ответов на которые вообще-то ни у кого не было: что случилось с лодкой? на какой скорости она шла в этот момент? насколько круто она опускалась ко дну, когда тонула? Чтобы подстегнуть воображение участников, за каждый наиболее близкий к истине ответ (истина должна была выясниться, когда лодку найдут) предлагалась бутылка лучшего виски. Обработав результаты с помощью теории вероятностей, Крейвен получил коллективную оценку местонахождения погибшей лодки. Через пять месяцев после исчезновения «Скорпиона» его нашли на дне в 200 метрах от места, указанного коллективным разумом. Причём место это выявилось только после математической обработки и усреднения ответов, ни один из экспертов конкретно эту точку не назвал. Хотя никто из них не знал ни скорости лодки, ни глубины, на которой она шла, ни крутизны её падения вглубь, группа в целом, как оказалось, это знала. История, к сожалению, не сохранила сведений о том, кому досталась бутылка виски. Другой трагический инцидент произошёл 28 января 1986 года. Космический челнок «Челленджер», поднявшись с космодрома на мысе Канаверал,взорвался через 74 секунды после старта. Через восемь минут сообщение об этом появилось на ленте биржевого агентства финансовых новостей. На биржах Америки не бывает времени для минуты молчания. Уже через несколько минут инвесторы начали сбрасывать акции четырёх основных компаний, имевших отношение к старту: «Роквелл» (эта фирма построила сам челнок и его главные двигатели), «Локхид» (создатели стартового комплекса), «Мартин-Мариетта» (изготовители внешнего бака для горючего) и «Мортон-Тиокол» (создатели твердотопливной ракеты, разгоняющей космический корабль в первые секунды запуска). Через 21 минуту после взрыва акции «Лок-хида» упали на пять процентов, «Мартин-Мариетты» -на три и «Роквелла» — на шесть процентов. Но сильнее всех упали акции «Мортон-Тиокола». Столь многие участники торгов пытались продать эти бумаги, а желающих купить было так мало, что торги по «Тиоколу» пришлось остановить почти на час. Через час стоимость его акций упала на шесть процентов, а к концу дня - почти на двенадцать. Тем временем акции остальных фирм, участниц создания «Челлен-джера», понемногу пошли вверх, и к концу биржевого дня финансовый ущерб для них оказался небольшим. Фактически это означает, что коллективный разум биржевого рынка решил, что в трагедии виноват «Тиокол». Между тем в день несчастья никаких указаний на это не было. Ни в прессе, ни по телевидению. И на следующий день ни о каких признаках вины «Тиокола» газеты не сообщали. Только через полгода специально созданная комиссия, в которую входили авторитетные инженеры и учёные (среди них был известный физик, нобелевский лауреат Ричард Фейн-ман), обнаружила причины катастрофы космолёта. Резиновые кольца-уплотнители на разгонном блоке фирмы «Тиокол» замёрзли холодным январским утром, стали хрупкими и пропустили наружу горячие газы, которые должны вылетать только через сопло ракеты. Газы прожгли стенку топливного бака, произошёл мощный взрыв. А рынок уже через полчаса после несчастья, не имея никакой информации, решил, что виновен «Тиокол». Как это могло произойти? Выбор был невелик (всего четыре фирмы), и он мог оказаться чисто случайным. А может быть, владельцы акций сочли, что в случае отмены строительства и полётов челноков пострадает больше всех «Тиокол» (остальные три фирмы делают ещё много чего, помимо ракет). Или остановка торгов, вызванная чисто случайным решением части инвесторов сбросить акции этой фирмы, вызвала панику среди остальных биржевиков. Всё это могло быть, и всё же факт удивительный. Два профессора-экономиста попытались в нём разобраться. Прежде всего они посмотрели, не продавали ли 28 января акции своей компании служащие «Тиокола», которые могли сразу понять, что дело в резиновых кольцах. Нет, не продавали. А не избавлялись ли от акций «Тиокола» сотрудники его конкурентов, которые тоже разбирались в предмете и могли быстро предположить, в чём причина взрыва? Нет, этого не было. А не скупал ли кто-то акции остальных трёх фирм, причастных к «Челленджеру», одновременно сбрасывая акции «Тиокола»? Поступить так было бы логично для информированного человека, который знал, что остальные компании ни при чём, и их акции скоро вырастут, а виновен «Тиокол». Нет, таких участников рынка не было. Два профессора не пришли ни к какому убедительному выводу. Что, собственно, произошло в тот январский день? Большой группе людей (акционеров четырёх авиакосмических фирм, потенциальных акционеров и владельцев акций их конкурентов) был задан вопрос: сколько, по-вашему, стоят акции этих фирм после гибели «Челленджера»? И эта многотысячная группа, в которой, скорее всего, не было нобелевских лауреатов, ответила правильно. Не исключено, что там было несколько человек, сразу понявших, что произошло. Но даже если таких людей не было, какая-то отрывочная информация о взрыве и об устройстве космического челнока, имевшаяся в головах участников рынка, сложилась в картину, оказавшуюся близкой к истине. Как это было в случае со «Скорпионом» и с определением веса быка, а также в опытах со студентами. Другой, менее драматичный эпизод повторяется на той же нью-йоркской бирже каждую весну. Здесь заранее предлагаются цены (так называемые фьючерсы) на флоридский апельсиновый сок. Урожай апельсинов, из которых сделают сок, появится во Флориде только через несколько месяцев. Тем не менее выработанные большим коллективом биржевиков цены предсказывают летнюю погоду во Флориде точнее, чем долгосрочные прогнозы метеорологов. Цены высоки — апельсинов будет мало, погода плохая, а если заранее назначенные цены низки — значит, лето будет отличное и апельсинов будет полно... Так что же всё это означает? Изучавший проблему американский экономист и психолог Джеймс Суровецкий пришёл к выводу, что усреднение устраняет ошибки, сделанные каждым членом группы. Если достаточно большую группу разных и независимых друг от друга людей попросить сделать какое-то предсказание или оценить вероятность некоего события, ошибки разных индивидуумов взаимно уничтожатся, останется истина или нечто близкое к ней. Разумеется, чтобы так и произошло, члены группы должны обладать какими-то частицами истины. Суровецкий выдвигает четыре условия того, чтобы групповое решение оказалось верным. Мнение членов группы должно быть разнообразным (каждый должен обладать какой-то своей информацией, пусть даже это будет неверная интерпретация действительных фактов). Они должны быть независимыми (мнение каждого не должно зависеть от мнения соседей). Группа должна быть децентрализованной (в ней отсутствует «начальник», признанный авторитет, за мнением которого могли бы пойти остальные). И последнее - необходим механизм, выявляющий общее решение. Например, в случае с быком это устроители конкурса, собравшие все оценки, и Гальтон, рассчитавший среднюю величину. Однако достаточно просмотреть ежедневные газеты, чтобы найти примеры того, как коллективный разум, вроде бы отвечающий всем этим условиям, может ошибаться. Наиболее ярко это видно на примере массовых социологических опросов. Так, социологи университета штата Мэриленд недавно спрашивали у американцев, какой, по их мнению, процент годового национального бюджета США тратят на помощь другим странам. Среднеарифметический результат составил 24 процента. На самом деле эта доля составляет менее одного процента. Причины такого искажения, в общем, вполне понятны: народу лестно думать, что мы, мол, бескорыстно подкармливаем весь мир... Другой опрос, проведённый в разгар «холодной войны», показал, что почти половина американцев считала Советский Союз членом НАТО. Возможно, дело в том, что американская пресса в погоне за сенсациями так раздувала разногласия между членами этого оборонительного союза, что уже становилось непонятно, кто там друг, а кто враг. |